L’associazione Utopia Rossa lavora e lotta per l’unità dei movimenti rivoluzionari di tutto il mondo in una nuova internazionale: la Quinta. Al suo interno convivono felicemente – con un progetto internazionalista e princìpi di etica politica – persone di provenienza marxista e libertaria, anarcocomunista, situazionista, femminista, trotskista, guevarista, leninista, credente e atea, oltre a liberi pensatori. Non succedeva dai tempi della Prima internazionale.

PER SAPERNE DI PIÙ CI SONO UNA COLLANA DI LIBRI E UN BLOG IN VARIE LINGUE…

ČESKÝDEUTSCHΕΛΛΗΝΙΚÁENGLISHESPAÑOLFRANÇAISPOLSKIPORTUGUÊSРУССКИЙ

domenica 28 dicembre 2014

РОССИЙСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ, Збигнев Марцин Ковалевский

Збигнев Марцин Ковалевский, заместитель главного редактора польского издания Le Monde diplomatique, автор ряда работ по истории украинского вопроса, изданных, в том числе, Академией наук Украины. Статья впервые опубликована в: Le Monde diplomatique - Edycja polska. 2014. № 11 (105).
___________

Сергей Никольский, российский философ и культуролог, утверждает, что, быть может, важнейшая русская идея „со времени падения Византии до наших дней есть мысль об империи и о том, что они – имперский народ. Мы всегда знали, что живём в стране, история которой представляет собой непрерывную цепь территориальных расширений, захватов, присоединений, их защиты, временных утрат и новых приобретений. Мысль об империи была одной из самых ценных в нашем идейном багаже и именно ее мы были готовы заявить и заявляли другим народам. Именно ею мы удивляли, восхищали или ужасали остальной мир”. Первой и важнейшей характеристикой российской империи, отмечает Никольский, неизменно была „максимизация территориального расширения ради экономических и политических интересов как один из важнейших принципов государственной политики” [1].
Это расширение являлось результатом неизменного и значительного преобладания в России экстенсивного типа развития над интенсивным, то есть абслютной эксплуатации непосредственных производителей, а не относительной, основанной на повышении производительности труда.
„Российскую империю называли «тюрьмой народов». Мы знаем теперь, что этого названия заслуживало не только государство Романовых”, – писал Михаил Покровский, наиболее выдающийся историк-большевик. „Уже Московское Великое княжество, а не только Московское царство было «тюрьмой народов». Великороссия построена на костях «инородцев», и едва ли последние много утешены тем, что в жилах великоруссов течет 80% их крови. Только окончательное свержение великорусского гнета той силой, которая боролась и борется с этим гнетом, могло послужить некоторой расплатой за все страдания, которые причинил им этот гнет” [2]. Эти высказывания Покровского увидели свет в 1933 году, вскоре после его смерти и незадолго до того, как по инициативе Сталина в известном большевистском изречении «Россия – тюрьма народов» первое слово было заменено на «царизм». Впоследствии сталинский режим заклеймил научные труды Покровского за их «антимарксисткую концепцию» истории России [3].

Военно-феодальный империализм

На протяжении столетий и вплоть до распада СССР в 1991 году завоеванные и покоренные Россией народы последовательно испытали на себе господство российского империализма в трех формах. Первой из них являлся «военно-феодальный империализм». Такое определение принадлежит В.И. Ленину, но вопрос о том, какой именно способ эксплуатации преобладал на данном этапе – феодальный или рентно-налоговый (или, как его называет Юрий Семенов, «политарный») – является дискуссионным [4]. Эта дискуссия получила новый импульс в связи с новейшими исследованиями Александра Эткинда. Из них следует, что в то время преобладали колониальные способы эксплуатации: „и на отдаленных ее границах, и в темных ее глубинах Российская империя была великой колониальной системой”, „колониальной империей как Британия или Австрия, и одновременно колонизованной територрией, как Конго или Вест-Индия”. Дело в том, что, „расширяясь и охватывая огромные пространства, Россия колонизовала свой народ. Это был процесс внутренной колонизации, вторичной колонизации собственной територрии”. Вот почему, поясняет Эткинд, „нужно понимать российский империализм не только как внешний, но и как внутренний процесс” [5].
Крепостничество в России носило столь же колониальный характер, что и рабовладение в Соединенных Штатах Америки. Оно затрагивало не только крестьян-«великороссов», но и тех, кого царизм рассматривал как «русских», «малороссов» (украинцев) и белорусов. Эткинд обращает внимание на тот факт, что даже в Великороссии крестьянские восстания носили антиколониальный характер, а войны, которые империя вела против повстанцев, являлись колониальными. Парадоксальным образом центр Российской империи одновременно представлял собой внутреннюю колониальную периферию, где народные массы подвергались иногда более жестокой эксплуатации и угнетению, чем на завоеванных окраинах.
Когда возник „новейше-капиталистический империализм”, то в царской империи он, по словам Ленина, оказался „оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических”, столь плотной, что „вообще в России преобладает военный и феодальный империализм”. Таким образом, в России „монополия военной силы, необъятной территории или особого удобства грабить инородцев, Китай и пр. отчасти восполняет, отчасти заменяет монополию современного, новейшего финансового капитала” [6]. Но, поскольку речь шла о наименее развитой из шести ведущих мировых держав, это мог быть лишь субимпериализм. Как писал Троцкий, „Россия оплачивала таким путем право состоять в союзе с передовыми странами, ввозить капиталы и платить по ним проценты, т. е. по существу свое право быть привилегированной колонией своих союзников; но в то же время и свое право давить и грабить Турцию, Персию, Галицию, вообще более слабых и отсталых, чем она сама. Двойственный империализм русской буржуазии имел в основе своей характер агентуры других более могущественных мировых сил” [7].

Нет деколонизации без отделения

Именно наличие мощных внеэкономических монополий, отмеченных Лениным, обеспечило сохранение российского империализма после свержения в стране капитализма в октябре 1917 года. Вопреки прежним ленинским утверждениям о том, что для освобождения колоний требуется социалистическая революция, а при капитализме они могут обретать независимость лишь в виде исключения или ценой ряда восстаний, от России отделились лишь те колонии, которые не были затронуты русской революцией или отразили ее натиск. В ряде окраинных регионов она развивалась как «колониальная революция», в которой участвовали русские колонисты и солдаты, но не угнетенные народы, и даже сохранялись прежние колониальные отношения. Георгий Сафаров писал, что именно так происходила революция в Туркестане [8]. В других регионах она носила характер вооруженного завоевания, и некоторые большевики, такие, как Михаил Тухачевский, вскоре придумали теорию „революции извне” [9].
История советской России доказала несостоятельность представления большевиков о том, что свержение капитализма ведет к уничожению колониального господства одних народов над другими, а следовательно, все они не только могут, но и должны оставаться в едином государстве. Крайним проявлением этого являлся не признающий право народов на самоопределение «империалистический экономизм», распространенный, несмотря на критику со стороны Ленина, среди русских большевиков. В действительности верно обратное: образование угнетенным народом собственного государства служит предпосылкой ликвидации колониальных отношений, хотя само по себе и не гарантирует ее. Васыл Шахрай, большевик и участник революции в Украине, понял это уже в 1918 году и вел с Лениным публичную полемику по данному вопросу [10]. Подобную точку зрения разделяли и другие коммунисты нерусского происхождения, в частности, лидер татарских революционеров Мирсаид Султан-Галиев. Он стал первым коммунистом, исключенным по требованию Сталина из публичной политики уже в 1923 году.
В действительности империализм, основанный на упомянутых Лениным внеэкономических монополиях, спонтанно и латентно воспроиводится в разных формах, даже если утрачивает свои специфически капиталистические основы. Именно по этой причине, как писал Троцкий, уже в 20-е гг. Сталин „стал носителем великорусского бюрократического гнета” и вскоре „обеспечил перевес за великорусским бюрократическим империализмом” [11]. С установлением сталинского режима произошла реставрация империалистического господства России над покоренными и колонизованными ей некогда народами, которые остались в составе СССР и составляли половину его населения. К ним добавились два новых протектората: Монголия и Тува.

Подъем бюрократического империализма

Эта реставрация сопровождалась полицейскими репрессиями и даже геноцидом – посредством голода, что получило название Голодомора на Украине и Жасанды Ашаршылык в Казахстане (1932-1933). Национальные большевистские кадры и интеллигенция подвергались уничтожению, происходила активная русификация. Целые небольшие народы и национальные меньшинства отправлялись в ссылку (первыми, в 1937 году, были депортированы корейцы, жившие на советском Дальнем Востоке). Внутренний колониализм ширился, и „наиболее страшным примером таких практик стала эксплуатация заключенных ГУЛАГа, которая может быть описана как экстремальная форма внутренней колонизации” [12]. Как и при царизме, переселение русского и русскоязычного населения на окраины позволяло сглаживать противоречия и предотвращать социально-экономические кризисы в России, обеспечивая одновременно русификацию периферийных республик. Русское крестьянство, обнищавшее и голодающее в результате насильственной коллективизации, стало массовым поставщиком рабочей силы для новых промышленных центров периферии СССР. При этом власти оганичивали переселение в города сельских жителей нерусской национальности.
Колониальное разделение труда искажало и даже тормозило развитие. Иногда периферийные республики и регионы превращались исключительно в источники сырья и монокультурные зоны. Одновременно происходило колониальное разделение между гордом и деревней, между физическим и умственным, квалифицированным и неквалифицированным, высоко и низко оплачиваемым трудом, а также формировалась колониальная стратификация государственной бюрократии, рабочего класса, всего общества. Подобные разделения и стратификации обеспечивали этнически русским и русскоязычным элементам привилегированный доступ к доходам, квалификации, престижу и власти в периферийных республиках. Предпочтение этнической или лингвистической «русскости» в форме «публичной психологической платы» – понятие, заимствованное Дэвидом Редигером у У.Э.Б. Дюбуа и использованное им в исследованиях положения белого американского пролетариата [13] – стало важным средством обеспечения российского империалистического господства и распространения русского великодержавного сознания в среде советского рабочего класса.
Во время второй мировой войны участие сталинской бюрократии в борьбе за новый передел мира стало продолжением внутренней империалистической политики. В ходе войны и после ее окончания Советский Союз возвратил себе значительную часть того, что утратила Россия после революции, а кроме того, завоевал новые территории. Площадь СССР увеличилась более, чем на 1,2 миллиона км2, достигнув 22,4 миллиона км2. Это на 700 000 км2 превысило площадь царской империи в конце ее существования и оказалось всего на 1,3 миллиона км2 меньше, чем в период, когда площадь ее достигла максимума – в 1866 году, после завоевания Туркестана и до продажи Аляски.

В борьбе за новый передел мира

В Европе Советский Союз присоединил к себе западную Белоруссию и Украину, Закарпатье, Бесарабию, Литву, Латвию, Эстонию, часть Восточной Пруссии и Финляндии; в Азии Туву и Южные Курилы. Поставив под свой контроль Восточную Европу, он желал также установления опеки над Ливией и попытался сделать своим протекторатом обширные приграничные провинции Китая – Синцзян и Манчжурию. Мало того, он вознамерился аннексировать северный Иран и восточную Турцию, используя в своих целях стремления многочисленных местных народов к национальному освобождению и единству. По мнению азербайджанского историка Джамиля Гасанлы, именно в Азии, а не в Европе, уже в 1945 году началась «холодная война» [14].
«Как только позволяет политическая ситуация, паразитический характер бюрократии находит проявление в империалистическом грабеже», – писал в то время Жан ван Эйженорт, бывший секретарь Троцкого, впоследствии историк математической логики. «Требует ли появление элементов империализма пересмотра теории о том, что СССР являлся переродившимся рабочим государством? Совсем не обязательно. Советская бюрократия кормится главным образом присвоением чужого труда, что мы давно считали признаком перерождения рабочего государства. Бюрократический империализм – всего лишь особая форма подобного присвоения» [15].
Югославские коммунисты очень быстро пришли к убеждению, что Москва «стремится полностью подчинить себе экономику Югославии и привратить ее в простой сырьевой придаток экономики СССР, что затормозило бы темпы индустриализации и помешало социалистическому развитию страны» [16]. Советско-югославские «смешанные акционерные общества» должны были сосредоточить в своих руках эксплуатацию природных богатств Югославии, в которых нуждалась советская промышленность. Неэквивалентный торговый обмен обеспечил бы советской экономике сверхприбыль в ущерб югославской.
После разыва Югославии со Сталиным Иосип Броз Тито утверждал, что, начиная с пакта Молотова-Риббентропа в 1939 году, и особенно после Тегеранской конференции 1943 года СССР участвует в империалистическом переделе мира и «сознательно следует прежним царским путем империалистического экспансионизма». При этом югославский лидер отмечал, что провозглашенная Сталиным «теория о руководящем народе в многонациональном государстве на самом деле отражает национальное подчинение, угнетение и экономическое ограбление господствующим народом других народов и стран» [17]. В 1958 году Мао Цзедун в беседе с Хрущевым иронизировал: «Был такой человек по имени Сталин, он взял Порт-Артур, превратил Синцзян и Манчжурию в полуколонии и создал четыре смешанные акционерные общества. Вот и все его благодеяния» [18].

Советский Союз перед распадом

Российский бюрократический империализм опирался на мощные внеэкономические монополии, еще более укрепившиеся при тоталитарном режиме. Но из-за своего исключительно внеэкономического характера они оказались слишком слабы и неспособны осуществить сталинские планы эксплуатации стран-сателлитов Восточной Европы и приграничных районов КНР. Столкнувшись с растущим сопротивлением в этих странах, кремлевская бюрократия вынуждена была отказаться от своих проектов «смешанных акционерных обществ», неэквивалентного торгового обмена и колониального разделения труда, которые хотела им навязать. После выхода в 1948 году из-под ее влияния Югославии, а затем Китая и некоторых других государств, она оказалась вынуждена ослабить свой контроль и над остальными.
Да и в самом СССР внеэкономические монополии не сумели обеспечиь долговоременное империалистическое господство России над другими союзными республиками. Индустриализация, урбанизация, повышение образовательного уровня, в общем, модернизация периферийных регионов СССР, а также увеличение доли рабочего класса, интеллигенции и даже бюрократии коренной национальности на местах начали постепенно изменять соотношение сил между Россией и периферийными республиками в пользу последних. Господство Москвы над ними ослабевало. Этот центробежный процесс ускорило нарастание кризиса системы. Контрмеры центральной власти – такие, как отстранение в 1972 году от руководства Украиной Петро Шелеста, которого Кремль счел «наицоналистом», – уже не могли ни обратить процесс распада империи вспять, ни даже приостановить его.
Во второй половине 70-х годов молодой советский социолог Франц Шереги попытался проанализировать советскую действительность, опираясь на „сочетание классовой теории Маркса и теории колониальных систем”. И пришел к выводу, что „постепенное расширение национальной интеллигенции и бюрократии (служащих) национальных республик, рост численности рабочего класса – одним словом, становление более прогрессивной социальной структуры – приведет к стремлению национальных республик выйти из состава СССР”. Несколько лет спустя по просьбе высшего руководства КПСС он исследовал социальное положение комсомольских бригад, мобилизованных по всей стране на строительство Байкало-Амурской магистрали, одну из пресловутых «строек века».
„Я заинтересовался, – рассказывает Шереги, – противоречием между информацией об интернациональном составе строителей магистрали, усиленно распространявшейся официальной пропагандой, и выявленной мною высокой национальной однородностью приезжавших отрядов строителей”. Они почти полностью состояли из людей этнически русских или русскоязычных. „Тогда я пришел к неожиданному для себя выводу о том, что русские (и «русскоязычные») вытесняются из национальных республик”. Это подтвердили исследования, проведенные им на двух других комсомольских стройках СССР. „Центральная власть об этом знала и содействовала переселению русских путем финансирования так называемых «ударных строек». Я сделал следующий вывод: социальные фонды национальных республик стали скудеть, рабочих мест, где имелись социальные гарантии (детские сады, дома отдыха, профилактории, возможность получить жилье), с трудом хватает только для представителей титульных национальностей; такая ситуация может привести к межнациональным противоречиям и центральная власть постепенно «выводит» из национальных республик русскую молодежь. Тогда я и пришел к выводу: СССР стоит перед распадом” [19].

Военно-колониальная империя

Кризис советского бюрократического режима и российского империализма оказался столь глубок, что СССР распался в 1991 году, причем, ко всеобщему удивлению, совершенно мирно. Россия полностью лишилась своей внешней периферии, 14 нерусских республик Советского Союза покинули его и провозгласили свою независимость, воспользовавшись правом, предоставленным им советской Конституцией. Это привело к беспрецедентной в истории России потере территории общей площадью 5,3 миллиона км2. Но, по как утверждает видный ученый Борис Родоман, создатель русской школы теоретической географии, и сегодня „Россия – военно-колониальная империя, живущая за счет безудержного расточения невозобновляемых природных и человеческих ресурсов, страна экстенсивного развития, частным случаем которого является сверхрасточительное, затратное землеприродопользование”. В этой области, точно так же, как „в миграциях людей, во взаимоотношениях между этносами, между коренными жителями и приезжими в тех или иных регионах, между государственной властью и населением, – по-прежнему живы многие «хрестоматийные» черты колониализма”.
Россия остается многонациональным государством. В нее входит 21 национальная республика, что составляет около 30% ее территории. Как отмечает Родоман: „В нашей стране имеется один главный этнос, тождественный ей по названию и давший государственный язык, и множество других этносов, из коих некоторые имеют свои национально-территориальные автономии, но без права выхода из псевдофедерации, т. е. удерживаются в ней фактически принудительно. Необходимость административных единиц, выделенных по этническому признаку, подвергается всё большим сомнениям, процесс их ликвидации начался с автономных округов. И это при том, что почти все нерусские народы в России – не иммигранты, они не переселились в уже существовавшее русское государство, а наоборот, были им завоёваны, оттеснены, отчасти истреблены и ассимилированы, иногда лишены своей государственности. В таком историческом контексте национальные автономии, при любой степени их реальности или номинальности, должны рассматриваться как моральная компенсация этносам, испытавшим «травму покорения». В нашей стране малые народы, не имевшие или лишившиеся территориальной автономии, быстро исчезают (например, вепсы и шорцы). Коренные этносы, в начале советского периода составлявшие большинство в своих автономиях, ныне оказались в меньшинстве в результате недавней колонизации, связанной с освоением природных ресурсов, великими стройками, индустриализацией и милитаризацией. Распашка «целинных» земель, строительство некоторых портов и электростанций в прибалтийских республиках имели не только экономические причины, но и задачу русификации окраин Советского Союза. После его краха типичными войнами за сохранение колоний в составе распадающейся империи стали вооружённые конфликты на Кавказе, народы которого сделались заложниками имперской политики «разделяй и властвуй». Расширение сферы влияния в мире, в том числе включение в неё бывших частей СССР, ныне является приоритетом российской внешней политики. Царская Россия в XVIII-XIX в. принимала в своё подданство кочевые племена, после чего их земля автоматически становилась российской; постсоветская Россия раздаёт российские паспорта жителям сопредельных стран…” [20].

Реставрация капиталистического империализма

Реставрация капитализма в России отчасти восполняет и отчасти заменяет ослабленные и урезанные после распада СССР внеэкономические монополии мощной монополией финансового капитала, сросшегося с государственным аппаратом. Возрожденный на этой основе российский империализм остается феноменом, чьи внешние и внутренние аспекты нерасторжимы, он действует по обе стороны российских границ, которые опять становятся подвижными. Российские власти выстроили государственную мегакорпорацию, которая получит монополию на внутреннюю колонизацию Восточной Сибири и Дальнего Востока. В этих регионах имеются богатые запасы нефти и других природных богатств. Новая корпорация должна получить привилегированный доступ на новые мировые рынки – в Китае и западном полушарии.
Обоим названным российским регионам грозит участь Западной Сибири. „Федеральный центр забирает почти все доходы от той же западносибирской нефти себе, а Сибири не дает денег даже на строительство нормальных дорог”, писал несколько лет назад российский жерналист Артем Ефимов. „Беда, как всегда, не в колонизации, а в колониализме”, поскольку „целью этой корпорации является прежде всего именно экономическая эксплуатация, а не освоение и развитие территории”. „Это, по сути, признание факта, что в стране колониализм, на высшем государственном уровне. Сравнение этой корпорации с Британской Ост-Индской компанией и другими европейскими колониальными компаниями XVII-XIX веков очевидно до смешного” [21].
Возникшее год назад массовое народное движение (Киевский Майдан), которое привело к падению режима Януковича, представляло собой попытку окончательного разрыва колониальных отношений, исторически связывавших Украину с Россией. Нынешний украинский кризис – аннексию Крыма, сепаратистский мятеж на Донбассе и российскую агрессию против Украины – невозможно понять, если не признать, что Россия по-прежнему является империалистической державой.

Автор благодарит за перевод московского Научно-просветительского центра «Праксис», общественной организации, созданной группой ученых и активистов социальных и гражданских движений в 1998 г. на базе Общественной библиотеки имени Виктора Сержа.


[1] Никольский С.А. Русские как имперский народ // Политическая концептология. 2014. № 1. С. 42-43.
[2] Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов (Историографические очерки, критические статьи и заметки). Т. 1. М., 1933. С. 284.
[3] Дубровский А.М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е годы). Брянск, 2005. С. 238, 315-335.
[4] Cf.: Haldon J. The State and the Tributary Mode of Production. L.-N.-Y., 1993; Семенов Ю.И. Политарный („азиатский”) способ производства: Сущность и место в истории человечества и России. Философско-исторические очерки. М., 2011.
[5] Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М., 2013. С. 40, 44, 382-384.
[6] Ленин В.И. ПСС. М., 1969-1973: Т. XXVI. С. 318; Т. XXVII. С. 378; Т. XXX. С. 174.
[7] Троцкий Л.Д. История русской революции. Т. 1. M., 1997. С. 45.
[8] Сафаров Г. Колониальная революция. Опыт Туркестана. М., 1921.
[9] Тухачевский М. Война классов. Статьи 1919-1920 г. М., 1921. С. 50-59.
[10] Мазлах С., Шахрай В. До хвилі: Що діється на Україні і з Україною. Нью-Йорк, 1967.
[11] Троцкий Л.Д. Сталин. Т. 2. СПб, 2007. С. 189.
[12] Там, внутри. Практики внутренней колонизации в культурной истории России // Под ред. А. Эткинда, Д. Уффельманна, И. Кукулина. М., 2012. С. 29.
[13] Cf.: Roediger D.R. The Wages of Whiteness: Race and the Making of American Working Class. L.-N.-Y., 2007.
[14] Гасанлы Дж. СССР-ИРАН: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941-1946 гг.). М., 2006; Он же. СССР-Турция: От нейтралитета к холодной войне (1939-1953). М., 2008.
[15] Logan D. [J. van Heijenoort] The Eruption of Bureaucratic Imperialism // The New International. 1946. Т. XII. № 3. C. 74, 76.
[16] Dedijer V. Novi prilozi za biografiju Josipa Broza Tita. Т. I. Rijeka, 1981. C. 434.
[17] Broz Tito J. H kritiki stalinizma // Časopis za Kitiko Znanosti, Domišljijo in Novo Antropologijo. 1980. Т. VIII. № 39-40. C. 157-164, 172-185.
[18] Zubok V.M. The Mao-Khrushchev Conversations, 31 July-3 August 1958 and 2 October 1959 // Cold War International History Project Bulletin. 2001. № 12-13. C. 254.
[19] Докторов Б. Шереги Ф.Э.: «Тогда я и пришел к выводу: СССР стоит перед распадом» // Телескоп: Журнал социологических и маркетинговых исследований. 2007. № 5 (65). С. 10-11.
[20] Родоман Б.Б. Внуренний колониализм в современной России // Куда идет Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства / Под ред. Т.И. Заславской. M., 1996. С. 94; Он же. Страна перманентного колониализма // Здравый смысл. 2008/2009. № 1 (50). С. 38.
[21] Ефимов А. Ост-Российская компания // Lenta.ru. 23 aпреля 2012.

Nella diffusione e/o ripubblicazione di questo articolo si prega di citare la fonte: www.utopiarossa.blogspot.com

RED UTOPIA ROJA – Principles / Principios / Princìpi / Principes / Princípios

a) The end does not justify the means, but the means which we use must reflect the essence of the end.

b) Support for the struggle of all peoples against imperialism and/or for their self determination, independently of their political leaderships.

c) For the autonomy and total independence from the political projects of capitalism.

d) The unity of the workers of the world - intellectual and physical workers, without ideological discrimination of any kind (apart from the basics of anti-capitalism, anti-imperialism and of socialism).

e) Fight against political bureaucracies, for direct and councils democracy.

f) Save all life on the Planet, save humanity.

g) For a Red Utopist, cultural work and artistic creation in particular, represent the noblest revolutionary attempt to fight against fear and death. Each creation is an act of love for life, and at the same time a proposal for humanization.

* * *

a) El fin no justifica los medios, y en los medios que empleamos debe estar reflejada la esencia del fin.

b) Apoyo a las luchas de todos los pueblos contra el imperialismo y/o por su autodeterminación, independientemente de sus direcciones políticas.

c) Por la autonomía y la independencia total respecto a los proyectos políticos del capitalismo.

d) Unidad del mundo del trabajo intelectual y físico, sin discriminaciones ideológicas de ningún tipo, fuera de la identidad “anticapitalista, antiimperialista y por el socialismo”.

e) Lucha contra las burocracias políticas, por la democracia directa y consejista.

f) Salvar la vida sobre la Tierra, salvar a la humanidad.

g) Para un Utopista Rojo el trabajo cultural y la creación artística en particular son el más noble intento revolucionario de lucha contra los miedos y la muerte. Toda creación es un acto de amor a la vida, por lo mismo es una propuesta de humanización.

* * *

a) Il fine non giustifica i mezzi, ma nei mezzi che impieghiamo dev’essere riflessa l’essenza del fine.

b) Sostegno alle lotte di tutti i popoli contro l’imperialismo e/o per la loro autodeterminazione, indipendentemente dalle loro direzioni politiche.

c) Per l’autonomia e l’indipendenza totale dai progetti politici del capitalismo.

d) Unità del mondo del lavoro mentale e materiale, senza discriminazioni ideologiche di alcun tipo (a parte le «basi anticapitaliste, antimperialiste e per il socialismo».

e) Lotta contro le burocrazie politiche, per la democrazia diretta e consigliare.

f) Salvare la vita sulla Terra, salvare l’umanità.

g) Per un Utopista Rosso il lavoro culturale e la creazione artistica in particolare rappresentano il più nobile tentativo rivoluzionario per lottare contro le paure e la morte. Ogni creazione è un atto d’amore per la vita, e allo stesso tempo una proposta di umanizzazione.

* * *

a) La fin ne justifie pas les moyens, et dans les moyens que nous utilisons doit apparaître l'essence de la fin projetée.

b) Appui aux luttes de tous les peuples menées contre l'impérialisme et/ou pour leur autodétermination, indépendamment de leurs directions politiques.

c) Pour l'autonomie et la totale indépendance par rapport aux projets politiques du capitalisme.

d) Unité du monde du travail intellectuel et manuel, sans discriminations idéologiques d'aucun type, en dehors de l'identité "anticapitaliste, anti-impérialiste et pour le socialisme".

e) Lutte contre les bureaucraties politiques, et pour la démocratie directe et conseilliste.

f) Sauver la vie sur Terre, sauver l'Humanité.

g) Pour un Utopiste Rouge, le travail culturel, et plus particulièrement la création artistique, représentent la plus noble tentative révolutionnaire pour lutter contre la peur et contre la mort. Toute création est un acte d'amour pour la vie, et en même temps une proposition d'humanisation.

* * *

a) O fim não justifica os médios, e os médios utilizados devem reflectir a essência do fim.

b) Apoio às lutas de todos os povos contra o imperialismo e/ou pela auto-determinação, independentemente das direcções políticas deles.

c) Pela autonomia e a independência respeito total para com os projectos políticos do capitalismo.

d) Unidade do mundo do trabalho intelectual e físico, sem discriminações ideológicas de nenhum tipo, fora da identidade “anti-capitalista, anti-imperialista e pelo socialismo”.

e) Luta contra as burocracias políticas, pela democracia directa e dos conselhos.

f) Salvar a vida na Terra, salvar a humanidade.

g) Para um Utopista Vermelho o trabalho cultural e a criação artística em particular representam os mais nobres tentativos revolucionários por lutar contra os medos e a morte. Cada criação é um ato de amor para com a vida e, no mesmo tempo, uma proposta de humanização.